Авдеевский коксохим в ноябре месяце

Я снова иду по улице Стартовой мимо Джамгаровки, так в народе называют Джамгаровский парк в Лосиноостровском районе Москвы. Это одно из армянских мест на карте столицы, созданное в конце XIX века банкирами Джамгаровыми. Я эти вековые сосны и пруд на реке Ичке видела еще прошлой весной с высоты балкона госпиталя ветеранов войн № 3, современного многопрофильного медицинского учреждения, куда ребята с женами, матерями и подругами, пришедшими их навестить, выходят курить и заодно подышать свежим воздухом. Вид отсюда открывается на Москву головокружительный. Возглавляет этот госпиталь доктор медицинских наук, профессор с большим числом регалий и наград Георгий Геннадьевич Мелконян. В прошлом году в преддверии Дня Защитника Отечества представители редакции газеты «Ноев Ковчег» поздравили здесь с праздником более 20-ти участников СВО. Каждому участнику — герою войны, после тяжелых ранений проходящему реабилитацию, «ковчеговцы» вручили весомый пакет продуктов и напитков, доставленных из Армении, а также фирменные футболки и очередной номер газеты. Был среди ветеранов и Арам Газарян. Об этой встрече с главным редактором газеты Григорием Анисоняном мне во Владивосток оперативно доложила мать Арама. Я пишу Григорию Юрьевичу: с вами только что виделся сын моей подруги, какие приятные совпадения!

Григорий Юрьевич был еще в машине, возвращался от бойцов в редакцию, а его уже на том концу страны «отследили».

-Да, - говорит он мне по телефону, - мы только что с Олегом Горобцом были там. И парень действительно ко мне подходил, сказал, что из Арцаха.

«Да не из Арцаха он, - мысленно поправила его я, - да не стала раскрывать чужих тайн».

Вот сейчас по позднему мартовскому солнцу иду к ветерану СВО, поехавшему биться за Донбасс из Калининградской области, Араму Газаряну.

Несколько лет назад мы где-то на просторах армяно-русского сегмента интернета познакомились с его матерью Стеллой Ашотовной Газарян, дочерью фронтовика, освобождавшего Балтику. Как ни странно, еще не встретившись в жизни, мы со Стеллой Ашотовной, стали подругами, хотя она меня несколько старше. Многое нас объединяло. Мы обе из военных семей, потомки героев Великой Отечественной и Первой мировой. Нас объединила и Куршская коса, узкая и длинная песчаная часть суши саблевидной формы, отделяющая Куршский залив от Балтийского моря. Ведь мой дед, смершевец, в конце войны выбивал из клайпедских лесов литовские фашистские формирования, лесных братьев. Там в дюнах и разбился на трофейном мотоцикле, стал инвалидом.

Газаряны же на Куршскую косу ездят из Калининграда. Приехали они в эти места на Балтике, где дрался с фашистами дед Арама и его брата Константина, не сразу, как и каждый советский человек, пройдя свой круг испытаний.

У Стеллы еще дядя по отцу Абел Семенович Айрапетянц воевал, жил в Минводах, был почетным учителем города. Младший брат ее отца пошел на фронт в семнадцать лет и погиб в первые дни войны. Звали его Вагаршак и были все они уроженцами Шуши. Арам с детства очень увлеченно слушал эти рассказы деда, про войну ему было всегда интересно. Он даже сочинение в школе написал, как дед под юбками у белорусских женщин, бежал из плена. Перешел линию фронта, попал к партизанам. В школе он внимательно читал «Войну и мир», особенно про военные действия, и гордился, что мало кто читает эти главы так усердно.

Сами Газаряны до развала СССР, как и многие выходцы из Арцаха, жили в Баку, но в самый разгул националистических настроений, подогреваемых извне, им пришлось бежать в Россию, сначала к родственникам в Ярославль… Героическая родословная предков, рассказы родителей не могли не сформировать правильное мировоззрение Арама. Он до войны был адвокатом в родном Гусеве, увлекался театром. Но началась СВО, и жизнь резко изменилась. После гибели своего друга Ивана Матыгина пошел с ребятами в военкома. И через два месяца мобилизовали. Вот и ему судьба уготовила среди первых принимать участие в битве за Авдеевский коксохим, считавшимся крупнейшим коксохимическим производством в Европе. К сожалению, по оценкам специалистов, не подлежит восстановлению.

…В прошлом апреле мы наконец-то встретились со Стеллой Ашотовной в госпитале на Стартовой и наконец-то обнялись. Это трудно передать словами, но к тому времени эта семья мне стала родной. Да и я им тоже, ведь с тех пор, как подорвался на мине Арам, меня иначе как ангелом –хранителем они не называли. В ноябре 2023 года я была дома во Владивостоке, где временно проживала, и вдруг увидела сообщение в чате.

-Ну, все. Мой отвоевался, - сказала Стелла, и между нами повисло тяжелое молчание в несколько секунд, натянутое с той концы России до Дальнего Востока.

Слава богу, Арам был жив, но его тяжелейшее состояние после подрыва на гранате пока не давало определенного ответа выживет он или нет. С критической температурой среди сорока других бойцов, бравших Авдеевку, Арам на поезде был доставлен в Ростовский госпиталь. В то горячее время не хватало врачебных рук, и Арам несколько дней пролежал без терапии, погружаясь в предсмертный бред.

Как объясняла Стелла Ашотовна, во время подрыва на гранате Араму вырвало пятку, и он еще получил множество осколочных ранений в обе ноги, с которыми он теперь живет. К тому же он потерял много крови, и сутки пролежал на холодной земле под дождем, пока его не вынесли свои в блиндаж.

Стелла рассказывала мне эти тяжелые вещи с мужеством, почти хладнокровно, как бы советуясь со мной. И тут я вспомнила, что в Ростове-на-Дону у меня живет товарищ моего друга, арцахского армянина Гариба Бабаяна Алексей Арменович, тоже ученый, как и Гариб Михайлович, недавно попавший под травлю николовской клики. Об этом случае тоже писала газета «Ноев Ковчег».

Я быстро связалась с Алексеем Арменовичем Аванесяном, который по роду деятельности курсировал между Дербентом, Пятигорском и Ростовом-на-Дону. На тот момент в Ростове его не оказалось, и он позвонил своему племяннику, который через час был уже в госпитале у Арама и говорил с главврачом. Наконец Араму стали проводить интенсивную терапию, вливать антибиотики и спасать ногу, которую он рисковал потерять. Ведь заражение крови уже шло полным ходом. Пока он лежал у железной дороги во впадине, надеясь, что там его не заметят укронацисты, теряя сознание (а сил хватило на то, чтобы наложить себе шину и остановить кровотечение), конечности еще грызли полевые мыши. А они - еще одна огромная беспощадная армия, которая на войне, получая свой источник жизни, как полагается разной хтони и живности, пожирает все: от человеческого мяса, солдатского провианта до газет и портянок.

***

- Получилось так, что наши дали задымление не к самому забору, ограждавшему коксохим, чтобы мы под пеленой шли незамеченными, а несколько дальше. А когда мы пошли на штурм, вообще не знали, есть по ту сторону враг или его нет. И тут с той стороны нас стали закидывать, и часть наших отскочила от забора и побежала в ту сторону, где как раз было задымление. Часть остальных друг за другом стала продвигаться, стараясь не отклоняться от забора ни на метр, потому что это было опасно.

В беге я и наскочил прямо на гранату. На этот момент я был командиром группы, и когда меня выбило, я назначил главным пацана, который бежал за мной. Все произошло так стремительно, что он даже не понял, что я подорвался. Ему показалось, что я перепрыгнул через гранату. До того было похоже на прыжок, а это меня ударило взрывной волной. И я смог на коленях доползти до безопасного места. Это надо было видеть мои колени, после того, как я полз по щебенке, когда я

стал отползать к железной дороге.

-Объясни мне, пожалуйста, а зачем вообще Авдеевку надо было брать такими жертвами? Хочу разобраться.

-Дело в том, - объясняет Арам, - что Авдеевка действительно имела стратегическое значение. Ведь она входит в Донецкую агломерацию, и по сути любой укуренный дегенерат мог лупить по городу из винтовки. А сейчас, чтобы им достать до Донецка, нужно высококлассное дорогое оружие типа американских джавелинов, но его-то не так много. Да и нашим оно в большом числе достается, нахоботили и бьем в обратном направлении! После ее взятия интенсивные обстрелы Донецка прекратились.

Он вновь погружается в воспоминания о штурме Авдеевского коксохима.

-Вокруг меня умирали наши, я слышал стоны, да и сам лежал и только молился, чтобы Бог забрал меня. Поверь, в этот момент отключается страх и человек уже готов проститься с жизнью. Один наш, тоже раненый, увидев меня в ложбине, пытался ползти ко мне. Но я на него заорал, не надо ко мне, нас заметят. Вдвоем нас точно убьют!

И он затих, не доползая до меня, и вскоре умер.

Я лежал, уже понимая, что никто за мной сегодня не придет, в лучшем случае завтра утром. Темнело, в небе вспыхивали огни арты. И вскоре полил дождь…

Теперь Арам сидел передо мной после недавно проведенной пересадки кожи, после операции стопу удалось развернуть в правильном направлении. Часть ее потеряла чувствительность, но все равно он уже несколько месяцев мог ходить сам. Еще в прошлом году я застала его лежащим на кровати, обреченно смотревшим в будущее. Но после лечения он смог даже приехать в отпуск домой и даже при помощи друзей зайти в море. После всего, что с ним произошло в эти годы, купаться в морской воде было каким-то невероятным блаженством…

***

Но после того, как Араму сделали первую операцию и спасли ногу, и реабилитации он еще смог вернуться на Донбасс в строй и послужить в штабе. Сразу после подвига он Указом Президента Российской Федерации от 15 ноября 2023 года был награжден медалью Жукова.

Мы сидим у него в палате за столом, наливаем чай. Накануне из дома Стелла Ашотовна передала посылку, где лежали ее печенья и армянская бастурма, как и полагается, в обмазке с красным перцем, которая не обсыпается.

Я беру нож и пытаюсь нарезать куски, делая это так примитивно, как если бы русский человек нарезал колбасы.

-Дай мне нож, - командует Арам. – Ты все испортишь, резать надо тонкими ломтями, чтобы прочувствовать вкус…

Я подчиняюсь и из сумки достаю яблоки, красные, крупные, как он и просил.

Он берет одно и начинает его с аппетитом грызть.

-Ты представляешь, однажды мне приснился сон на войне, - с улыбкой говорит он, и я понимаю, что время героических новостей закончено. –Как будто я дома, и выхожу в сад и срываю с дерево большое красное яблоко и с наслаждением кусаю его. И тут вдруг понимаю, что с ним что-то не то, вкус как будто поролоновый. И тут же просыпаюсь и чувствую, что у меня во рту мышь. Я тут же выплюнул ее! Нет, ты представляешь!!

В комнату входит санитарка, и мы выходим в отделенное от коридоров застекленное пространство, комнату отдыха с уютными кожаными диванами темно-малахитового цвета. Садимся и время от времени посматриваем в телевизор, где идут Югорские лыжные соревнования. Красивые мужчины в модной экипировке, отталкиваясь палками, спускаются по ослепительному снегу с высот на сильных здоровых ногах.

-Был у нас такой мужик с позывным Югра, -

Вспоминает Арам. Он в мирное время по тайге ходил, видно было, что человек ко всему закаленный.

-Старшего возраста? – спрашиваю.

-Ну, конечно. Так этот Югра и рассказывал нам, как нужно вести себя на войне, как уходить от беспилотников, ведь мы многое узнавали уже в горячем режиме. И я тебе скажу, что некоторые его советы мне реально помогли выжить. Он сам на войне себя чувствовал в своей стихии. Есть же такие!

Иной раз выскочит из блиндажа без бронежилета и начнет стрелять по украм.

Я его спрашиваю: ты как же в майке одной выскочил?

-А он мне: так в броннике тяжело, а так по-быстрому передвигаться можно!

-А Югра, он жив? – спрашиваю осторожно.

-Да нет, что ли, - отвечает Арам буднично, - погиб уже.

В комнату отдыха въезжает на коляске мужчина без ноги. Чувствуется, что мое поколение, но уже сильно состарившийся, а глаза светятся, добрые, голубые, бездонные, как у русских святых.

-Я после Донбасса мышей теперь ненавижу, - смеется Арам. –Стоит только заснуть, как они тут же нападают на тебя, впрыскивают под кожу нейролептик и начинают тебя грызть, а ты поначалу ничего не чувствуешь. Особенно я их возненавидел, когда оставил в пластиковой бутылке воду. Прихожу с задания, думаю «сейчас водички попью», а там только на дне бутылки! Мы с тех пор перестали их в потолок засовывать, подвешивали на веревке.

Подъехавший ветеран тоже смеется и включается в разговор.

-Когда берешь сапог, обязательно надо переворачивать. Мыши это ладно. Я теперь и свиней ненавижу. Недавно звонил домой и сказал, чтобы этих тварей есть не смели!

-А что так? – спрашиваю я, хотя уже знаю, о чем пойдет речь. Во время Арцахской войны 2020 года в «черном стекле» видели эти кадры, как в райских кущах дикие свиньи жрали трупы азербайджанцев.

-Да эти свиньи жрут мертвецов, как ни в себя! – говорит безногий боец. - Вы не представляете, какой стоит запах в округе. К тому же мы же занимали окопы после украинцев, а кто их будет убирать? Они тут рядом и лежали. Запах этот ничем не вытравить. Я его никогда не забуду.

Но наступило время уходить, мы прощаемся с ним, и Арам идет провожать меня до лифтов. Я выхожу в залитый солнцем, прогретый к обеду внутренний двор, уже и на деревьях набухают почки и вот-вот мир захлестнет новая весенняя стихия. Группами сидят бойцы, курят, вспоминают, у кого-то на лацкане камуфляжа приколота георгиевская лента. И кого-то совсем еще мальчишку с перевязанным глазом и ампутированной ногой везет в коляске молодая женщина. Сердце сжимается от боли и гордости за несломленный дух нашего воинства. И вспоминаются строчки Льва Толстого из «Севастополя в декабре месяце» о виде чистого неба, красивого города, блестящего солнца, отворенной церкви и движущегося по разные стороны военного люда…