"Он сослан был за вольнодумство..."

***

Он сослан был за вольнодумство,

но стал ещё свободней здесь,

где смог найти – не обмануться –

себя, как должен был обресть.

Его оставили родные,

иной зачах бы и поник,

а этот бил и бьёт поныне

ключами здесь рождённых книг.

Свершил одно, другое начал,

измерил солнце и пятак,

светился – так или иначе,

темнел – иначе или так.

Дышал, смакуя вдохновенье,

и что воздушнее всего –

запомнил чудное мгновенье...

Два года стоили того.

Не потому ли возвращался

он сам в Михайловское, в клеть –

перед надзорной цифрой часа

опять на чудное смотреть?

***

Всё дарили тебе - и признанья,

и цветы, и нектары утех,

и карету-любовь до Версаля

предлагали не раз между вех...

В этом нет ни малейших сомнений,

по-другому и быть не могло:

красоты, добродействия гений -

полонит и Москву, и село.

Чем же мне, подскажи, отличиться,

что могу я тебе подарить,

молодая высокая птица,

белокрылая нимфа зари?

Я дарю тебе кипами строчки,

скоро книга сложиться должна.

Но ведь это лишь буквы, значочки.

В общем смысле они - тишина.

Тишина... может, я и сумею

раствориться в ней так, чтобы ты

находила всегда Сверхидею

для новейшей своей высоты.

Владимир Ильичев