Омега. Утро

Шёл в комнату, попал в другую.

(Входит в швейцарскую.)

Чего я ждал? Что думал здесь найти?

Пил мёртвую! Не спал ночей по девяти!

Мой вид, мои слова, поступки — всё противно, —

Чуть свет — уж на ногах! И я у ваших ног.

Чуть из виду один, гляди — уж нет другого.

К чему обманывать себя мне самого?

Что нынче, пуще, чем когда,

И впрочем всё фальшивая тревога.

Мечтанья с глаз долой — и спала пелена;

Как, может быть, никто и никогда,

Растерян мыслями... чего-то ожидаю.

Такой же я, как вы: ужасный либерал!

Не нынче завтра генерал.

Пофилософствуй, ум вскружится;

Мне не под силу, брат, и чувствую, что глуп.

Нет! глупость на меня и слепота напала!

Творец мой! оглушил, звончее всяких труб!

Пустого, рабского, слепого подражанья

У нас есть общество, и тайные собранья,

Что хуже в них? душа или язык?

Какие-то не люди и не звери…

Не знаю, как в себе я бешенство умерил!

Надежды много впереди,

Да, мочи нет: мильон терзаний!

Охота смертная прослыть за старика.

Забрать все книги бы, да сжечь.

Служить бы рад, прислуживаться тошно.

Я не отгадчик снов.

А тот чахоточный, родня вам, книгам враг,

Вот так же обо мне потом заговорят. —

Оригинал! брюзглив, а без малейшей злобы.

Есть тьма искусников, я не из их числа.

Ах! злые языки страшнее пистолета.

Ругают здесь, а там благодарят.

Безумных развелось людей, и дел, и мнений.

Что гений для иных, а для иных чума,

И вот общественное мненье!

Судьба нас будто берегла;

Дряхлеющих над выдумками, вздором, —

Век не встречал, подписку дам,

Мы с вами явимся, исчезнем тут и там,

Что за тузы в Москве живут и умирают! —

Счастливые часов не наблюдают.

Забыт шум лагерный, товарищи и братья?

Не знаю для кого, но вас я воскресил.

Смотреть на вас, вас слушать нету сил.

Осенний ветер дуй, хоть спереди, хоть с тыла.

Прошедшего житья подлейшие черты.

И черти и любовь, и страхи и цветы.

Всегда, не только что теперь. —

(Уходит в боковую дверь.)

И прежний друг, и женский страх и стыд, —

Казался прах и суета?

Не верь ей, всё пустое.