Широка страна моя родная: подборка стихов и рассказов.
Уральский апрель.

Апрель.
А как дела у нас в апреле?
Аллеи вновь зазеленели?
Алмазной россыпью капель?
Ажур
Аморфных снежных пут растаял?
А солнце тёплыми перстами
Азартно машет с верхотур?
Ан нет!
Агрессия зимы безмерна.
А мы надеемся, наверно.
А снег летит, летит в ответ…
Апрель.

Осколки яблок.

Словить закатом осколки яблок.
Экран дрожит и все фото - набок.
На стол пролиты чернила. Плакать
Не надо.
Снимать апреля странный выбор.
На небе словно бы режут рыбу.
Кровит лосось. Ранета кипы
Тут, рядом.

Рябины кисть. Триолет.

Рябины кисть в моём саду
Глядит вампирскими глазами.
Зиме подмигивает: «Жду!»
Рябины кисть в моём саду,
Скрывая веток наготу,
Рыдает ржавыми слезами.
Рябины кисть в моём саду
Глядит вампирскими глазами.

Зима-художник. Триолет.

Зима-художник на окне
Рисует золотые розы.
Огни в слепящей белизне.
Зима-художник на окне
Эскизы пишет о весне:
Жар-птицы, пальмы и стрекозы...
Зима-художник на окне
Рисует золотые розы.

В зимнем парке.

Я в парке зимой заблудилась.
Завязла. Пурга не пускает домой.
Она по бескрайним аллеям
Раскинулась морем. Волна за волной
Ломает цвета хромакея.
На белой стремнине стоят фонари
Как цапли, поджавшие ногу.
Моргают оранжевым глазом внутри,
Пытаются плыть – и не могут.
А речка, напротив, обманно-тверда.
Глубокая рыбья могила.
Под тоненькой коркой гнилая вода,
Холодные щупальца ила.
Тропинки петляют, куда-то ведут
На сотни и сотни лазеек.
Уставшему дарят смертельный уют
Облезлые кости скамеек.
P.S.
Где влага и твердь сменялись местами,
Нисколько не ловит вай-фай,
Там рыбы смеются мёртвыми ртами
И вкрадчиво шепчут: «Ныряй…»
Я в парке зимой заблудилась.

Синий пейзаж.

Домой вернулась. На стене висит
Картина маслом в серебристой раме.
Картон знакомый, с острыми углами,
И подпись мне о прошлом говорит.
Передний хвойник сумрачен, сердит.
За ним берёзы лёгкими мазками,
Поляна. Берег. Речка с небесами
Играет "кто кого переглядит".
Сплетенье веток - зрения обман.
Всё кажется, кудрявый великан
Мелькает в облаках, улыбку пряча.
Я в детстве, помню, верила ему...
Сниму ботинки. Маму обниму.
Художника мы вспомним и поплачем.

Как утка.

В парке «Народном» утки.
Утка многое может,
И всё это делает плохо. *
Умеет плавать. Пингвины,
Конечно, плавают лучше.
Умеет летать.
Альбатросы
Летают гораздо лучше.
Умеет ходить по суше.
Но страусы могут лучше.
Я тоже будто бы утка.
Я
Вышиваю крестом и гладью.
Но мастерицы – лучше.
Пишу стихи и рассказы.
Однако, писатели – лучше.
Рисую офорты гуашью.
Художники могут лучше.
Могу и то, и другое, и третье…
Но кто-то умеет лучше.
P.S.
Вязать вот совсем не умею…
Чего не умеет утка?
Наверное, быть человеком.
А я уже человек.

•Цитата из книги Феликса Чуева «Илюшин».

Старое фото.

Кусты обрамлением справа и слева.
В плену полароидных оков
Изящная Женя, почти королева.
И не-королева
Марго.
Немного подальше, на фоне колонны,
Рубиновым глазом горя,
С безумной причёской, с лицом похоронным
Ужасно красивая
Я.
Изящная Женя давно иностранка:
Графит превратился в алмаз.
Последние фото – на танке, из танка…
Ну а Марго
Допилась.
Однажды мой правнук увидит находку
В пакете с другим барахлом.
-Скажи-ка, бабуля, кто эти красотки?
Не знаешь? Не помнишь?
…Порвём.

Февральское.

А мне дожить хотя бы до весны.
Обидно сдохнуть в эту холодищу!
Февраль безумный и метёт, и свищет,
В нём доводы рассудка не слышны.
А мне дожить хотя бы до тепла.
В оттаявшей земле копать могилу
Всё легче, чем по комьям глины стылой
Лопатой бить, пока хватает зла.
Мороз перетерпеть – придёт апрель,
Моргнёт глазком уральской медуницы.
Отрадно перегноем разложиться
Мне будет под весёлую капель.
Весенний день целует горячо.
За летом осень встанет у порога.
А может быть, пожить ещё немного?
Потом ещё немного… И ещё…
P.S. Ну а пока – февраль…

Акварельная сказка.

Дочь рисует Panther’у Pardus,
Многоточиями завязнув,
В чёрных, серых и жёлтых красках,
Приговаривая: так, так, так!
И пантеристость леопарда
Растекается, словно капля,
Расширяется, словно клякса
Бесконечным пятном: кап, кап, кап!
А Багира – Panthera Nigris:
Меланиновой сути выброс.
На муаровом чёрном – искры.
Повнимательней ты приглядись!
Усмехается красной пастью,
Акварельным лучится счастьем,
Растушёвана мягкой кистью,
По лиане бежит вниз и вниз.
Вдруг домашняя Felis Catus
Бьёт по краскам пушистой лапой.
Всех пантер, леопардов – на пол!
По рисунку хвостом вжик, вжик, вжик…
Акварельная сказка дочки
Рассыпается на кусочки,
Разлетается на осколки.
Хоть и жалко её – это жизнь.

Ода маршрутке из девяностых.

Стиснув зубы до скрипа,
Локтями ощерясь,
Влезу я в мясорубку маршрутных дверей.
Между тушками выжить уже не надеясь,
Говорю себе: "Всё-таки едем?
О*кей!"
Чей-то мат заструится бескрайней рекою.
В массы вынеся грипп, кто-то смачно чихнёт.
Дядька выход таранит моею спиною...
О, маршрутка! Велик и могуч твой народ!

Графо-мания.

Внезапно вспомнив о душевных ранах,
Получ… Наличку положив в карман,
В кафешку приползают графоманы
Творить нетленки и глядеть в стакан.
Над головами вьются графо-мушки,
В стаканах полных серебрится лёд.
А графо-мышки навострили ушки,
Мечтая, что закуска упадёт.
Несёт рюмашку девочка-ромашка.
У граммофона ждёт её Р/роман.
А я одна… Ведь я не графо-Машка!
Меня устроит только Граф О’ Манн.

Вот яблоня в начале мая.

Вот яблоня в начале мая
Цветёт, красива и горда.
Я удобряю, поливаю,
Но каждый август с урожаем
Беда!
На лавочке сижу, тоскую,
Опять плодов не дождалась.
Свою красотку критикую:
«Доколе мне терпеть такую
Напасть?
Меня соседи пусть осудят,
Что с деревом я говорю.
Но если яблочек не будет,
Хоть одного, хоть на смех людям –
Спилю!»
И яблоня, не помня злое,
Стучит ветвями мне в окно.
На них большое, наливное
Висит, от солнца золотое…
Одно!

Дом, который построили мы.

(Подражание).
Вот дом, который построили мы.
Тут книжная полка.
Мы с ней неразлучны, как нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
Вот наша мама – рабочая пчёлка,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
Вот вкусный сок для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
А это весёлый проказник-сынок
Играет в машины и пьёт вкусный сок,
Который налит и для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
Вот старая бабушка,
С которой гуляет проказник-сынок,
Играет в машины и пьёт вкусный сок,
Который налит и для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
А это румяные пышки-оладушки,
Которые стряпает старая бабушка,
С которой гуляет проказник-сынок,
Играет в машины и пьёт вкусный сок,
Который налит и для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
А это друзья,
Что хвалят румяные пышки-оладушки,
Которые стряпает старая бабушка,
С которой гуляет проказник-сынок,
Играет в машины и пьёт вкусный сок,
Который налит и для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы.
А это – весь мир, в нём полно новостей.
И мы с новостями встречаем друзей,
Что хвалят румяные пышки-оладушки,
Которые стряпает старая бабушка,
С которой гуляет проказник-сынок,
Играет в машины и пьёт вкусный сок,
Который налит и для мамочки-пчёлки,
Что часто читает все книги на полке,
С которой мы все, словно нитка с иголкой
В доме, который построили мы!

Где папа?

(детские воспоминания на основе кинофильма «Мама»).
Я хорошо помню лето 1982 года. В июне из Свердловска к нам в Тагил приехала тётя Алла с дочкой. Тётя Алла была мне вовсе не тётей, а, как ни странно, двоюродной сестрой. Её дочка Юля, получается, племянницей. Так что чисто технически тётей оказывалась я.
Моя семья радовалась гостям. Родственники «из столиц» нечасто баловали нас, провинциалов, своим вниманием. Вот и сейчас Алёна Борисовна планировала куда-то сходить по своим музыкальным делам. Она работала педагогом-аккомпаниатором в Уральской Государственной консерватории. А Юлю оставляла на наше попечение.
Мы решили всей семьёй посмотреть кино. В самом центре нашего города находился отличный детский кинотеатр «Искра». Такой маленький, с мягкими креслами в единственном зале. Совсем недавно он стал цветным. Да и пирожки в буфете продавались замечательные! Когда тётя Алла отчалила по музыкальным «маёвкам», Юля пошла с нами смотреть новый детский фильм.
Сейчас я знаю, что музыкальный фильм-сказка «Мама» был выпущен в 1976 году. А в детстве я этого не знала. В 1976 году я была новорожденной и никаких сказок не смотрела. Во всём своём великолепии, с яркими молодыми Гурченко и Боярским, фильм дошёл до проката в Тагиле именно к 1982 году.
Мои бабушка, папа и мама, мы с Юлей уютно устроились на мягких бордового цвета креслах в центре зала. Фильм разворачивал перед нами цветные широкоформатные объятья. Песни, танцы. Меня больше всего впечатлил Осёл, строящий самому себе рожи в ярмарочное зеркало. В детстве я всегда завидовала людям, умеющим оригинально гримасничать. Вникая в сюжет, мы не разговаривали. Даже непоседливая племянница хоть ненадолго перестала болтать. Зато после сеанса у Юли возник вопрос. И он требовал немедленного ответа.
— Вот в кино Медведь с Медведицей, Заяц с Зайчихой, Овца с Бараном, - начала Юля издалека. -Семья белок и целая стая ласточек. А где у Козы Козёл? Где козлячий папа?
Мои родители задумались. Действительно, только Коза в фильме была с детьми, но без мужа.
Бабушка Лиза так ответила на вопрос:
-Коза вдова. Её муж погиб на войне или потом, в мирное время, умер. Вот и воспитывает Коза детей одна.
Бабушка знала, о чём говорила. В Великую Отечественную Войну её муж, мой дедушка Иван Иванович, был призван на фронт. Но он оказался слишком старым, чтобы служить в пехоте. Иван Иванович родился в конце девятнадцатого века, в 1898 году. Переучивать его на танкиста или артиллериста тоже было поздно. Поэтому всю войну дед прошёл интендантом. Это такой военный, отвечающий за войсковое хозяйство и снабжение. Солдаты, защищая Родину, тоже хотят есть. «Война войной, а обед по распорядку!» - считали и великий полководец Суворов, и прусский король Вильгельм Фридрих Первый.
Иван Иванович вернулся к своей Лизе живым. Даже не раненым. А мужья подруг и родственниц с войны не вернулись.
В разговор вступила моя мама Нина:
-Коза разведена, -со знанием дела сказала мама. - Козёл ушёл из семьи. Вот и приходится Козе воспитывать детей одной.
Нина ответила так тоже неспроста. Иван Иванович после войны начал сильно пить. Хмельной дед не был агрессивным. Он никогда не бил ни жену, ни дочь. Он просто удобно устраивался на маленькой кухоньке с бутылкой водки в одной руке, с нехитрой закуской в другой и начинал важно и занудно поучать и Лизу, и маленькую Нину. Учить своих «бестолковых баб» жизни. Лиза, не желая разрушать семью, терпела-терпела… А потом съездила в родной Тагил в гости к овдовевшим сёстрам. Пожила в фамильном доме… И решила в Ленинград к мужу не возвращаться. Выписала на каникулы и оставила в Тагиле Нину. Подала на развод.
Тут в разговор вмешался мой папа.
-Ну что вы такое говорите! – Он укоризненно посмотрел на жену и тёщу. -Козёл не умирал и не бросал семью. Папа работает. Хоть в книжке козлят семь, в кино пять, но это всё равно много. Трудно обеспечить всем необходимым такое большое семейство. Поэтому Козёл сейчас в командировке! В конце месяца он получит хорошую зарплату и вернётся к жене и детям. Купит всем козлятам коньки. Чтоб они учились кататься на замёрзшем пруду: катались и не падали! Младшим детям купит по велосипеду, «Бабочку» или «Мишку». Старшим козлятам – велосипед «Школьник». А самой старшей козочке, которую Волк так и не смог посадить в мешок, наверное, подарит куклу. Например, куклу-балерину, идёт?
И он подмигнул Юле, зная, что юная свердловчанка мечтает о балетной школе, да и о кукле тоже. Она ещё утром прожужжала нам все уши своими идеями.
Юле последний ответ понравился больше всего. Её собственный папа служил в авиации и часто бывал в командировках. Она согласилась: да, Козёл тоже в командировке.
В дальнейшем, уже подросшие, мы с племянницей обменивались письмами. Обычными бумажными. Я писала в Свердловск и получала в конверте ответ.
Я вспоминала, что тем летом 1982 года мне купили велосипед «Школьник»! С широкими шинами. Я училась кататься на нём в городском парке. Юлия отвечала мне, что папа подарил-таки ей куклу-балерину Ивановской фабрики. А в сентябре родители записали Юлю в балетную студию.

Шуба.

Конец августа, но погода совсем осенняя. Холодно. Моросит дождик. Мы с сыном возвращаемся из гостей.
Вдруг видим, под кустом – шуба! Даже и не шуба толком, так, полушубок, кацавейка задрипанная. На «рыбьем меху». Кацавейка дрожит на ветру. Вокруг шубы мусор, а внутри неё – отчаяние.
Сын спрашивает: возьмём эту шубейку себе? Я отвечаю: берём!
Дома шуба слегка простирнулась. И оказалось, что она красивого благородного цвета – «дым над тёмной водой», «мокрый асфальт». У неё пуговки-глазки такого же оттенка. И вся окантовка тоже серая.
Шуба прижилась в нашей квартире. Ей у нас хорошо – заботятся, ухаживают, не обижают. Все комнаты, а также кухня к её услугам. Шубейку даже выпускают погулять на крытый балкон. Чтобы проветрить свой дивный мех и нарастить подшёрсток к настоящим зимним холодам.
Наступила зима. Маленькая кацавейка превратилась в полноценную шубу, отрастила себе так же роскошный чёрно-бурый воротник и пушистые штаны с кофейным отливом. Серые «пуговки» стали жёлтыми, большими и любопытными.
Шуба спит рядом с моим сыном на диване. Она благодарна ему за своё спасение. Если сын запускает пальцы в густую «шубу» Шубы, то они проваливаются до самой ладони. Весь «рыбий мех» с неё сошел и заменился полноценным, кошачьим. Шуба ласково мурлычет.
Так как она – кошка десяти месяцев от роду, дымчатого цвета, породы мейн-кун.
По имени Шуба.