Жизнь инструмента.
Номинация: Малая проза
Меня купили в магазине «Музыкальные инструменты». В 2013 году взрослый мужчина получил меня в тонкой картонной коробке, на которой чёрными буквами было выведено «Синтезатор YAMAHA». Я был рад, что наконец смогу звучать под руководством кого-то очень талантливого.
Моей хозяйкой оказалась девочка, ей было 14 лет. Оказалось, тот мужчина был её отцом. Меня распаковали и поставили на подставку. Затем подключили ко мне кабель, который соединял меня с розеткой, проводящей через меня непрерывно 220 вольт.
Экран, показывающий громкость звука горел оранжевым светом, колонки тихо шипели. Я с затаенным дыханием ожидал, когда её руки начнут играть ноты. Ну же, давай, от «До» и до «Си»! Ну же!
И это произошло, гамма за гаммой, затем отрывки мелодий. Неумелые, но желающие научиться играть пальцы каждый день подключали меня к кабелю питания, а затем разучивали новые песни. Это было замечательно. Я любил эту жизнь.
Очень часто потом я стал слышать её голос. Некрепкий, но он имел душу. Я чувствовал эту душу, когда она прикасалась к клавишам, внимал через колонки всю её боль, радость, любовь. Я любил этот голос.
Иногда, я слышал ссоры. Чувствовал слёзы в её дрожащей игре. Мне было её жаль, насколько то, что она играла, могло мне передать.
Со мной всегда оставались бережны. Но вскоре я понял, что слышу изо дня в день лишь минорный лад. Но даже эти мелодии стали звучать всё реже. Я скучал по её голосу, но он больше не звучал.
Однажды я почувствовал сильный гнев, сливающийся с душевной болью и грустью. Я понял, что играть на мне больше никто не будет.
Я долго простоял на подставке около окна. С меня всегда смахивали пыль, но уже не подсоединяли ко мне кабель питания. Я стал забывать, что значит чувствовать музыку. Будто пыль всё же просочилась в самые недра моей платы. Но однажды, меня снова включили.
Тихое потрескивание колонок наполнило комнату, а экран загорелся оранжевым. Я ждал. Она ведь…она ведь сыграет?
Её пальцы коснулись клавиш. Сейчас…сейчас она начнёт играть!
Глубокий печальный вздох и…темнота. Меня отключили. Опять. Снова. И так безнадежно обнадеживающе. Затем сняли с подставки, завернули в черный непроглядный пакет, обмотали скотчем для надёжности и поставили в угол за дверью.
Я долго думал, насколько позволено инструменту, где же я мог так ошибиться? Может ей не понравилось, как звучали записанные на меня ноты? А вдруг меня просто отнесут на починку, и я снова вернусь в строй?
Ах, если бы я был человеком, я бы точно всё понял, но я был лишь музыкальным инструментом и всё ждал, когда моих клавиш снова коснутся виртуозные пальцы.
Прошло долгих семь лет. За это время я не сдвинулся с места ни на миллиметр. С меня всё также вытирали пыль. Я всё так же был запакован в чёрный непроглядный пакет. Все эти годы я слышал шаги и иногда чувствовал касания, но вскоре понял, что они вовсе не значат, что меня вернут к жизни. Мой кабель питания совсем износился и кое- где его погрызла домашняя собака.
И я заснул, с намерением отныне никогда не просыпаться.
Но, в один из всех однотипных дней, я очнулся от лёгкой тряски. И наконец увидел свет. Свет от лампы. Я стоял на письменном столе, и старый добрый, но уже совсем потрёпанный, кабель питания тоже был здесь. Я снова чувствовал 220 вольт. Колонки снова шипели и издавали треск. Спустя 7 лет шум стал громче и мне было немного неловко.
Я слышал голоса. Мальчик. Ему 14 лет. Он теперь мой владелец?
И снова я замер в ожидании. В ожидании, когда он опустит ладони к клавишам. И он это сделал.
Поначалу я думал, что делаю что-то не так. В его действиях не было логики, не было чётких нот, он играл очень медленно и неумело. Будто не знает нот.
Но прошла неделя, затем месяцы, и я уже наслаждался легкими и плавными мелодиями. Как это было прекрасно! Такого я ещё не слышал! Что он вытворял, выдумывая всё новые и новые переходы! Как прекрасна звучала эта музыка. Я чувствовал его душу. Чистую, светлую, ту, что играла в своё удовольствие. Я полюбил и эту душу.
Однажды я почувствовал уже знакомую мне душу. Та девочка. Она стояла где-то рядом, пока играл мелодию её брат. Она снова плакала. Но уже от счастья.