Нас так научили: нам молока да хлеба,

Мы люди простые, звёзд не хватаем с неба,

Полжизни с душою врозь.



А помнишь, всегда хотелось, чтоб дом у моря,

Песок в волосах и ночью луна в ладони,

Но как-то всё не срослось.



Сидишь допоздна на смене и смотришь сторис,

Выходишь, на сто замков закрываешь офис,

В ушах посторонний звон.



А дома гора посуды ещё с субботы

И пачка счетов за свет, капремонт и воду.

Пойдем-ка отсюда вон.



Красиво в огнях, стучат под ногой баклуши,

И город любимый не потому что лучший,

А просто так родилась.



Местами заплакать хочется от восторга,

Местами обычно, серо и одиноко,

Местами бардак и грязь.



Ну хватит тоски, пойдём расчищать квартиру,

Уборка любых психологов эффективней,

Тебе ли о том не знать.



Коньки, каблуки, записки "навек с любовью"

От тех, кого снова встретив, навряд ли вспомним,

Не виделись лет так -дцать.



Находишь коробку, там дневники, награды...

А в детских мечтах, что сбылось - то вообще не надо

И даже до слёз смешит.



Поднимется бровь, рисуя на лбу гармошку,

В тетрадке - у моря домик, луна в ладошке.

И в горле чуть-чуть першит.

***

Пекарня закрывалась в 20:30,

Садилось солнце за соседский дом,

Троллейбус шёл в депо, смолкали птицы,

Бродяга напивался под кустом,



Густых волос едва касались пальцы,

Качели умилялись, чуть скрипя.

Ты знаешь, я умею не влюбляться,

Но, к сожаленью, только не в тебя.



Нас, кажется, жестоко обманули,

Рассказывая в книжках о таком:

До синих губ доводят поцелуи,

До комнаты доходим напролом.



Преодолев немыслимые мили

Предубеждений, дней, календарей,

Мы так любили, что соседи били

По заржавевшим рёбрам батарей.



Смотрели сквозь, нырнувшие друг в друга,

Как будто каждый счастливо ослеп.

А утром начиналось всё по кругу:

Вставало солнце, пëкся свежий хлеб,



Троллейбус шёл, птенцов кормила птица,

Бродяга отсыпался под кустом.

Мы знали: скоро что-нибудь случится,

Но не сегодня, как-нибудь потом.

Птичий клин

Птичий клин улетает от холода, Нам от холода – водка горячая.

Также ждём подходящего повода, Знака ждём, что бы это ни значило,

Пусть напишет в окне самолётами, объявление развесит по улицам,

Целый город подсветит билбордами, чтоб пришлось посильнее прищуриться.

У него всё богато и дорого, все дела получаются, спорятся.

Притворюсь, что мне в общем-то по боку, ни единая мышца не дёрнется.

Прогуляюсь по старым окраинам, пару странных найду собеседников.

Вечно явным становится тайное, шарлатанство - призвание волшебников.



Птичий клин в небесах, словно семечки, что из тришек у гопника выпали.

Что-то капает сверху по темечку –  это прошлое, где бы мы ни были.

Дыры в крыше залатаны ветками, дом сдавался со скидкой посуточно.

Милый вечер с водой и таблетками, так полезнее для поджелудочной.



В тишине вдруг бывает послышится, как сквозь стену, непрошено ввалится:

"Вон, у всех остальных что-то движется, что-то женится, что-то рождается.

Так останешься всеми забытая, как в пустыне, ну эта, акация..."

Птичий клин покрывается фильтрами в моём новом ксяоми по акции.

***

У него, говорят, ни жалости, ни тоски,

Буйный нрав его не обуздан, а меч смертелен,

Говорят, он любого левой да на куски,

Но давно уж никто не верит, на самом деле.



У него, говорят, не кровь, а крепчайший эль

По сосудам гоняет сердце под левым галсом.

Плыл куда-то за горизонт, только сел на мель,

Думал, временно, а потом навсегда остался.



Говорят, не понять, что видел и пережил,

Тем, кто не был в краях, сравнимых с кромешным адом.

Если раньше он всё ломал, разбивал, крушил,

Любит слушать теперь, как стрекочут в ночи цикады,



Как шумит кофеварка, юбки девиц шуршат,

Как виляет хвостом соседский чудной ретривер...

Полон короб грибов, мелкой рыбой пруды кишат,

Улыбается солнце ласково и игриво.



Улыбнётся и он и облаку, и листу.

Если раньше огонь искрился в жестоком взгляде,

Так теперь, что ни песня - нежный бутон во рту,

На дракона пойдёт, так не убивать - погладить.



Говорят, здесь ни сглаз, ни мистика не при чём.

Говорят, всё она - не ведьма и не сирена -

Подошла, положила голову на плечо,

Крепкий выпарив эль, пустила любовь по венам.



Раньше злость наполняла сильный стальной скелет,

Обречённый пешком бездомно во тьме скитаться.

А теперь и избушка есть, и велосипед,

И, важнее всего, есть та, для кого стараться.



Забывает про шрамы, локоны теребя,

Сердцу милое имя краской идёт под кожу.

Слышит голос игривый: "Знаешь, а я тебя...",

Закрывает глаза блаженно: "Я тоже, тоже".