Хочется мне перед боем сказать вам, панове, что такое есть наше товарищество. 

Слыхали вы от отцов и дедов, в какой чести была у всех земля наша: и города наши пышные, и храмы, и князья, князья русского рода, свои князья, а не католические недоверки.

Всё взяли басурманы. Всё пропало. 

Вот в какое время подаём мы, товарищи, руку на братство. Вот на чëм стоит наше товарищество! 

Нет уз святее товарищества. Отец любит своë дитя, мать любит своë дитя, дитя любит отца и мать. Но это не то, братцы: любит и зверь своë дитя. Но породниться родством по душе, а не по крови, может один только человек! 

Бывали и в других землях товарищи. Но таких, как в русской земле, - не было таких товарищей! Так любить, как русская душа, любить не то, чтобы умом, а всём, чем дал Бог, что ни есть в тебе... Так любить никто не может! 

Знаю, подло завелось на земле нашей: думают только, чтобы при них были хлебные скирды, стоги да конные табуны их. Перенимают чëрт знает какие басурманские обычаи. Гнушаются языком своим. Свой с своим не хочет говорить, свой своего продаёт, как продают бездушную тварь на торговом рынке. И милость чужого короля... Да и не короля, а паскудная милость польского магната, который жёлтым чоботом своим бьёт их в морду, дороже для них всякого братства! 

Но и у последнего подлюки, каков он ни есть, есть и у того, братцы, крупица русского чувства. 

И проснётся оно когда-нибудь, и ударится он, горемычный, об полы руками, обхватит свою голову, проклявши громко подлую жизнь свою, готовый муками искупить позорное дело. 

Так пусть же знают они все, что значит в Русской земле товарищество! 

И если на то пошло, чтобы умирать, то никому из них не доведётся так умирать! Никому! Никому! Не хватит на то мышиной натуры их!